Дирижер “ — это кино для тех, кто не хочет вливаться в цивилизацию грохочущего Музыка оказалась очень сложной и многогранной, и Павел Лунгин. Режиссер: Павел Лунгин. В ролях: Владас Багдонас, Карэн Бадалов, Дарья Мороз и др. Известный дирижер Вячеслав Юрьевич Петров в сопровождении своего оркестра отправляется в Иерусалим, чтобы исполнить ораторию «Страсти по Матфею». Главным героем драматического фильма «Дирижёр» (2012) является известный дирижер Петров. Продолжительность: 86 мин. Режиссёр: Павел Лунгин.Дирижер“ — это кино для тех, кто не хочет вливаться в цивилизацию грохочущего. Музыка оказалась очень сложной и многогранной, и Павел Лунгин . Режиссер: Павел Лунгин. В ролях: Владас Багдонас, Карен Бадалов, Дарья Мороз и др. Знаменитый дирижёр Петров (Владас Багдонас) отправляется со своим оркестром в Иерусалим, чтобы исполнить ораторию «Страсти по Матфею». Дирижёр (2. 01. 2) — Кино. Поиск. Новый фильм Павла Лунгина. Два последних нашумевших не понравились: уныло, тяжеловесно, предсказуемо. Я о него — если так можно сказать — постоянно спотыкался. Его сценический образ, существо, живущее в песнях, для меня сложнее и интереснее, чем люди, которых ему приходилось изображать у Лунгина. Со своими особенностями, со своим безумием, но всё- таки люди, а Мамонов уже давно дошёл в своём юродстве до абстрактного, не постижимого разумом духа, ушёл в экспрессивных изгибах души так далеко, что ровная линия киношной роли, со своей правильной драматургией, для него всё равно, что лишится оркестра, конечно — внутреннего. А где трубы, скрипки, барабаны, почему звучит только флейта? Это ощущение скованности у Мамонова, его игры по правилам, его рамок и оттого натужности в воплощении чьей- то придуманной кем- то судьбы, не давало мне воспринимать ни историю на острове, ни историю XVI века. А был ещё местный (лыткаринский), почти пустой ДК, где мы с мамой следили за тяжёлыми отношениями отца и сына, разрешившихся незабываемой белой простыню из окна мчащегося поезда. И вот со времён этого взрывного, нервного, тревожного «Луна- Парка» проходит 2. Так о чём же и спустя четверть века? О том, как болезненна связь отца и сына, как трудно быть отцом, как трудно вообще любить и быть верным человеку, как трудно быть с ним и как бесконечно трудно быть им. Традиционный набор драмы. Но среди этих вечных вопросов появляется ещё один, вопрос сегодняшнего дня: работа, её цена. Достоверно ли или нет, но Лунгин показывает того, для кого работа стала целью, фактором, определяющим жизнь и другого человека. Ради неё он, герой, всё подвинет, к ней он всё прицепит, потому что вне её он себя не мыслит. А вне её оказывается целая жизнь, требующая гораздо больше, чем навыки профессии. Показательно место, где я смотрел фильм. Это был один из небольших залов в огромном торговом комплексе, который не что иное, как символ нашего времени, потребительская корзина. В неё свалено всё: от духов, носков, кукол и блинов с сёмгой до духовных ценностей, место которым — 4 этаж, 8 зал с названием «Амстердам» (есть ещё «Париж», «Берлин».) Как не свихнуться в таком блестящем многообразии, в мире, в котором всё можно купить, как не чувствовать себя в нём изгоем, что может сделать твой шаг в нём уверенным? Именно она — способность купить, возможность запускать руку в потребительскую корзину. Сейчас ты это твой хватательный уровень, а он напрямую связан с твоей работой, только она наращивает мускулатуру щупальцев, или делает их вид непристойным. Работать, значит зарабатывать, зарабатывать, значит жить, жить значит тратить — и наоборот. Cитуация складывается так, что звенья этой цепи примыкают друг к другу всё крепче, спаиваются, и врезаться в эту цепь другим звеньям становится всё сложнее. Если твоя жизнь держится только на «других» звеньях, ты выпадаешь из этого мира, погибаешь в нём. Но также погибаешь, если в твою жизнь не врезается то самое «другое» звено, без которого ты лишь холодный механизм, обеспечивающий условную систему энергией. В лучших картинах Лунгина — независимо от моих пристрастий — всегда есть этот конфликт живого с машиной. В начале, 2. 0 лет назад, её представляли пролетарий и националист, теперь люди, облечённые властью. Менялась и противоположная сторона, идею свободы, человечности олицетворяли музыкант, истопник, священник и теперь художник, не появившийся в кадре, тем не менее незримо присутствующий в каждом. Художник, не устроившийся в этом мире, отторгнут им, отторгнут в лице того, чьи принципы и чьё состояние характеризуют сам мир. Несмотря на все натяжки и перетяжки, на музыку через край, её — местами — назойливость, несмотря на литературность в монологах, на то, что труп «дышит» и в один из первых кадров влезает чья- то голова, в фильме есть искусство. По крайней мере, во время просмотра в этом нет сомнений. Потом уже, выйдя из зала и стремительно теряя температуру, попав в царство сверкающих витрин, коробок и бесконечных вешалок, начинаешь рационализировать, разбивать в уме сгусток, который в тебя вошёл, тебя раздвинул. А он не так- то легко разбивается. Ещё один: усилившаяся восприимчивость, внутренний микроскоп, с которого слетели пыль, грязь. Всё происходящее, как продолжение фильма, вот- вот из угла выйдет герой или пройдёт рядом. И вроде шум и суета, беспрестанное движение, яркие лампы, но всё бледнее, тише, статичнее и игрушечнее после такого напора эмоций, планов, красоты. Что же тогда подмывает сказать, что нет, на самом деле, в фильме никакого искусства, есть только его атрибуты? Почему же хочется поворчать об однозначности, о морализаторстве? Зачем хочется сказать о слабом послевкусии? Почему не терпеться выразить своё недовольство игрой Дарьи Мороз, сказать, что ни влюблённость у неё не получилась, ни настоящая тревога за детей? Потому что живёт во мне эта наша русская черточка — отыскивать плохое, упиваться им, раздувая, искажая, опошляя. Мы не очень умеем хвалить, не умеем радоваться за других, а что касается конкретно нашего кино, то здесь уж совсем не принято говорить добрых слов, принято ругать даже, не посмотрев, брезговать, а если смотреть, то через поволоку предубеждений, завышенных ожиданий, постоянных сравнений с западными образцами. Что ж, «Дирижёр» не только может выдержать сравнение с любым хорошо скроенным европейским фильмом, но и превзойти его. Я делаю небольшое усилие и принимаю все шероховатости картины, ей нужно это принятие, как нужно принятие и доверие нашему кино в целом, в котором сейчас пытаются работать и работать старательно, честно многие люди. Мы быстро учимся у американцев техническим вещам, у нас уже летают машины и ритм монтажа как в лихом блокбастере. Но они- то хотят от нас другого, Чехова, Достоевского. Они хотят от нас боли. Как было сказано — мы основной её поставщик. И нам она нужна не меньше, чтобы учиться жить с ней и, через себя, своё, чувствовать её в другом. Лунгин это, кажется, понимал всегда. Спокойный, разумный, рассудительный человек, не боящийся признаваться, что часто движется на ощупь, интуитивно. Слышал, что на съёмочной площадке у него вечный базар, цыганщина, кино снимается между бесконечными разговорами, шутками, чаем, всё ходуном, как в его «Свадьбе». Кто знает, может иначе о страдании снимать и нельзя. А снимать о нём необходимо.
0 Comments
Leave a Reply. |
Details
AuthorWrite something about yourself. No need to be fancy, just an overview. ArchivesCategories |